Неточные совпадения
Прекрасная полячка так испугалась, увидевши вдруг перед собою
незнакомого человека, что не могла произнесть ни одного слова; но когда приметила, что бурсак стоял, потупив глаза и не смея от робости пошевелить рукою, когда узнала в нем того же самого, который хлопнулся перед ее глазами на
улице, смех вновь овладел ею.
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с
незнакомым; он шагал по двору, как по
улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел в окна глазами чужого. Выходил он из флигеля почти всегда в полдень, в жаркие часы, возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
Наполненное шумом газет, спорами на собраниях, мрачными вестями с фронтов, слухами о том, что царица тайно хлопочет о мире с немцами, время шло стремительно, дни перескакивали через ночи с незаметной быстротой, все более часто повторялись слова — отечество, родина, Россия, люди на
улицах шагали поспешнее, тревожней, становились общительней, легко знакомились друг с другом, и все это очень и по-новому волновало Клима Ивановича Самгина. Он хорошо помнил, когда именно это
незнакомое волнение вспыхнуло в нем.
— Революционера начинают понимать правильно, — рассказывал он, поблескивая улыбочкой в глазах. — Я, в Перми, иду ночью по
улице, — бьют кого-то, трое. Вмешался «в число драки», избитый спрашивает: «Вы — что же — революционер?» — «Почему?» — «Да вот, защищаете
незнакомого вам человека». Ловко сказано?
Самгин пробовал убедить себя, что в отношении людей к нему как герою есть что-то глупенькое, смешное, но не мог не чувствовать, что отношение это приятно ему. Через несколько дней он заметил, что на
улицах и в городском саду
незнакомые гимназистки награждают его ласковыми улыбками, а какие-то люди смотрят на него слишком внимательно. Он иронически соображал...
Дошли до конца съезда. На самом верху его, прислонясь к правому откосу и начиная собою
улицу, стоял приземистый одноэтажный дом, окрашенный грязно-розовой краской, с нахлобученной низкой крышей и выпученными окнами. С
улицы он показался мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно; везде, как на пароходе перед пристанью, суетились сердитые люди, стаей вороватых воробьев метались ребятишки, и всюду стоял едкий,
незнакомый запах.
И Лемм уторопленным шагом направился к воротам, в которые входил какой-то
незнакомый ему господин, в сером пальто и широкой соломенной шляпе. Вежливо поклонившись ему (он кланялся всем новым лицам в городе О…; от знакомых он отворачивался на
улице — такое уж он положил себе правило), Лемм прошел мимо и исчез за забором. Незнакомец с удивлением посмотрел ему вслед и, вглядевшись в Лизу, подошел прямо к ней.
Ромашов долго кружил в этот вечер по городу, держась все время теневых сторон, но почти не сознавая, по каким
улицам он идет. Раз он остановился против дома Николаевых, который ярко белел в лунном свете, холодно, глянцевито и странно сияя своей зеленой металлической крышей.
Улица была мертвенно тиха, безлюдна и казалась
незнакомой. Прямые четкие тени от домов и заборов резко делили мостовую пополам — одна половина была совсем черная, а другая масляно блестела гладким, круглым булыжником.
Так он и не притронулся к чаю. Просидел с час на верстаке и пошел на
улицу. Сначала смотрел встречным в глаза довольно нахально, но потом вдруг застыдился, точно он гнусное дело сделал, за которое на нем должно лечь несмываемое пятно, — точно не его кровно обидели, а он всем, и знакомым и
незнакомым, нанес тяжкое оскорбление.
Глаза его с волнением видели здесь следы прошлого. Вот за углом как будто мелькнула чья-то фигура. Вот она появляется из-за угла, ступая так тяжело, точно на ногах у нее пудовые гири, и человек идет, с тоской оглядывая
незнакомые дома, как две капли воды похожие друг на друга… «Все здесь такое же, — думал про себя Лозинский, — только… нет уже того человека, который блуждал по этой
улице два года назад, а есть другой…»
Известно, что человек, заблудившийся в
незнакомой части города, особенно ночью, никак не может идти прямо по
улице; его поминутно подталкивает какая-то неведомая сила непременно сворачивать во все встречающиеся на пути
улицы и переулки.
Несколько мужчин и женщин, проходя, взглядывали на меня так, как оглядывают
незнакомого, поскользнувшегося на
улице.
Она слезла и подошла к окну; отворила его: ночной ветер пахнул ей на открытую потную грудь, и она, с досадой высунув голову на
улицу, повторила свои вопросы; в самом деле, буланая лошадь в хомуте и шлее стояла у ворот и возле нее человек,
незнакомый ей, но с виду не старый и не крестьянин.
Слушая его, я думал, как предупредить
незнакомых мне людей на Рыбнорядской
улице о том, что Никифорыч следит за ними? Там, в номерах, жил недавно возвратившийся из ссылки, из Ялуторовска, Сергей Сомов, человек, о котором мне рассказывали много интересного.
Зрелище было страшное. Катерина Львовна глянула повыше толпы, осаждающей крыльцо, а чрез высокий забор целыми рядами перелезают на двор
незнакомые люди, и на
улице стон стоит от людского говора.
Нет, это было совсем не похоже на ту марсельезу, которую скрепя сердце разрешил играть градоначальник в неделю франко-русских восторгов. По
улицам ходили бесконечные процессии с красными флагами и пением. На женщинах алели красные ленточки и красные цветы. Встречались совсем
незнакомые люди и вдруг, светло улыбнувшись, пожимали руки друг другу…
Абрам не сказал ничего. Но через несколько дней он как-то встретился мне на
улице. С ним рядом шел
незнакомый татарин, длинный, как жердь, и тощий, как скелет. Поравнявшись со мной, Абрам под влиянием какой-то внезапной мысли вдруг шагнул в сторону и очутился передо мной.
Немало дивились купцы и прохожие,
незнакомые и особенно знакомые, видя благородных дворян, едущих среди белого дня по
улицам с песнями, цыганками и пьяными цыганами.
Вы послушайте только. Бродить по
улицам, ловить отрывки
незнакомых слов. Потом — прийти вот сюда и рассказать свою душу подставному лицу.
И опять Мишка остался один, ему хотелось есть, и дом был страшно далек, и не было возле близких людей, — все это было так ужасно, что он поднялся, всхлипнул и, опустившись на четвереньки, пополз куда глаза глядят. Меркулов поднял его и понес; Мишка сразу успокоился и, покачиваясь на руках, сверху вниз, серьезно и самодовольно смотрел на страшную и теперь веселую
улицу и ни разу до самого дома не взглянул на
незнакомого человека, спасшего его.
Прохожий вздрогнул и несколько в испуге взглянул на господина в енотах, приступившего к нему так без обиняков, в восьмом часу вечера, среди
улицы. А уж известно, что если один петербургский господин вдруг заговорит на
улице о чем-нибудь с другим, совершенно
незнакомым ему господином, то другой господин непременно испугается.
В эту пору вдалеке, по подмерзшему накату большой
улицы, застучали большие дорожные троечные сани, и к гостинице подъехал
незнакомый рослый господин в медвежьей шубе с длинными рукавами и спросил: «Есть номер?»
Правда, черты злодея врезались в его памяти, но разве не встречал он иногда на
улице или в обществе человека, ему совершенно
незнакомого, и не принимал его за своего давнишнего приятеля?
Ему казалось, что он едет по
незнакомому ему городу, и он с любопытством рассматривал Литейную, Сергиевскую и даже Гагаринскую
улицы, которые знал очень хорошо, постоянно живя в этих местах.
Однажды вечером я сидел на крылечке избы моего приятеля Гаврилы и беседовал с его старухой матерью Дарьей. Шел покос, народ был на лугах. Из соседнего проулка выехал на деревенскую
улицу незнакомый лохматый мужик. Он огляделся, завидев нас, повернул лошадь к крылечку и торопливо спрыгнул с телеги.